Наш рассказ – горький и страшный. Но это подлинная история нашей соотечественницы, вплетенная в историю нашей страны.
22 июня 75 лет назад началась самая разрушительная, жестокая и кровопролитная война из всех, когда-либо прошедших на нашей планете, – Вторая мировая.
В одночасье разрушились надежды миллионов семей, были поломаны судьбы целых поколений... Память о страшных годах Великой Отечественной – как и не утихающая скорбь – навсегда останется в наших сердцах.
Сегодня мы расскажем об одном человеке. Нет, она не воевала. Ее судьба еще страшней: она была узницей концлагеря «Озаричи», что находился в оккупированной Белоруссии. Это Людмила Ивановна ЩЕРБЕНЁВА, председатель Пермского краевого отделения Российского союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей.
СПРАВКА
ЩЕРБЕНЁВА (прежде – ТИШИНА) Людмила Ивановна. Род. в 1930 г. в Белоруссии. В 1953 г. поступила в Соликамское медучилище, которое окончила в 1956 г. Специальность – фельдшер. По распределению была направлена в Пермь-Серьгинский р-н (сейчас – Кунгурский). В Перми – с 1958 г.
Работала медсестрой, после окончания мединститута – терапевтом в горбольнице № 10 (Свердловский р-н).
Муж – Николай Щербенев (скончался несколько лет назад). Четверо детей (два сына и две дочери).
Награждена орденом «За заслуги в ветеранском движении».
«Убей всякого русского»
«У тебя нет нервов, сердца, жалости. Ты сделан из немецкого железа. У тебя нет нервов и сердца. На войне они не нужны. Уничтожь жалость и сострадание. Убивай всякого русского. Не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик. Убивай!» – было написано в памятке немецкого солдата концлагеря в Озаричах.
Что это такое, 11-летняя Людмила Щербенёва познала на себе в полной мере.
– Рано утром в шесть часов началась война. Мы тогда жили в Бресте, на границе с Польшей, – начала свой рассказ Людмила Ивановна. – Отец мой был военный. У него постоянно наготове стоял рюкзак с вещами, потому что обстановка была очень неспокойной. 22 июня засверкало, загремело… Мы сначала думали, что это гроза. Прибежал отец: «Мать, собирай ребят!». Но мама с нами на вокзал не поехала, перепоручила нас тетке, сестре мужа, сказав:
«Я партийный работник и не могу сбежать».
Мы приехали на вокзал, а там уже хозяйничали немцы. Что там творилось!.. – крик, рев, истерика... Взрослых отсортировали в одну сторону, детей – в другую...
Нас погнали в сторону Минска. Там погрузили в товарняк и привезли в Полесскую область. В заболоченном лесу около деревни Озаричи и был лагерь.
Всего в Озаричах находилось более 55 тысяч человек – стариков, женщин и детей, в том числе 7 тысяч тифозных больных.
– Местность была огорожена колючей проволокой в три ряда. С февраля 1942-го по 19 марта 1944-го я находилась в этом концлагере, – вспоминает Людмила Ивановна. – Условия были ужасные. Кормили раз в сутки ботвой брюквы. За малейшую провинность наказывали. Брали кровь для своих солдат. Но мне повезло. У меня четвертая группа – брак!
Спали под открытым небом. Утром встанешь: слева – труп, справа – труп…
А ты еще живой… Грелись зимой на этих трупах. Но они быстро остывали…
Я была очень бойкой. Страх на меня не действовал. С ребятами мы собирались кучкой, они просили: «Люда, спой нам песню о Родине!». А я ее помнила с «Артека» и пела:
Далеко-далеко за морем
Стоит золотая стена.
В стене той заветная дверца,
За дверцей большая страна.
На реку пойдешь ли, на север,
На запад, восток или юг –
Везде человек человеку
Там верный товарищ и друг.
«Тот не человек, кто это забудет»
– Конечно, кто-то стоял, как говорится, на шухере. Но всё равно однажды нас заметил один гестаповец. Заорал: «Партизанен, партизанен!» и выжег мне звезду на груди, чтобы других напугать… Но на меня и это не подействовало. Я всё равно продолжала петь!
Как-то раз, когда я пела, один мальчик спросил: «Я хочу домой. Когда нас отведут солдаты?». Я ему ответила: «Скоро. Скоро зима, немцы замерзнут, и придут наши солдаты». И тут уже другой немец – натравил на меня овчарку… До сих пор остались следы собачьих укусов. Еще немного, и собака бы меня за горло схватила. Но тут случайно в барак зашла фрау Анна, надзирательница. Она никогда нас не обижала, наверное, жалела. Она меня взяла на руки и унесла к себе в каморку.
И вот, наконец, в марте 1944-го пришли наши солдаты. Они предупредили нас, чтобы мы никуда не убегали из лагеря, – там мины, надо дождаться, когда разминируют поля. Но разве нас удержишь?! Мы и побежали все... Рядом со мной разорвалась мина, меня ранило. Всё лицо было в осколках. Меня случайно обнаружили среди трупов, когда стали подчищать поля. Видимо, я подавала признаки жизни.
Концлагерь Озаричи был освобожден 18-м корпусом 65-й Самарской армии с 3 на 4 марта 1944 года. Затем в течение трех дней солдаты по разминированным проходам вывозили тысячи истощенных узников. То, что увидели освободители, было настолько ужасающе, что в армейской газете «Сталинский удар» даже появилось специальное обращение к советским воинам: «Тот не человек, кто это забудет! Это нельзя, невозможно забыть, как облик своей матери и нежное личико своей дочурки. Помните, товарищи солдаты и офицеры, наши рассказы о лагере смерти, из которого одна наша часть освободила 33 434 стариков, женщин и детей».
– Наши солдаты, не стесняясь, плакали... Потом я две недели находилась в партизанском лазарете. Меня спасла врач Алевтина Николаевна Щербинина. Она служила врачом в партизанском отряде у разведчика Николая Кузнецова. Затем меня отправили в Молотов. Я пробыла в госпитале 8 месяцев, 18 раз ложилась на операционный стол. Эта кожа на лице не моя. Новое лицо мне подарил солдат-узбек.
А дальше был детский дом в Соликамске, медицинский техникум, работа фельдшером в Серьгинском районе (один медработник на 26 деревень).
В 1988 году Людмила Щербенёва прочитала в «Комсомолке» объявление, что в Киеве 22 июня состоится встреча бывших узников концлагерей.
– Я решила ехать, – вспоминает Людмила Ивановна. – Пошла в райком партии. Мне оформили бесплатный билет туда и обратно. Когда вернулась из Киева, задалась целью создать общество бывших узников. Мы написали в «Звезду» объявление. Сначала ко мне обратились 15 человек. Потом нас стало 35. Сегодня в Пермском крае насчитывается 216 бывших заключенных. На момент основания организации (1991 год) их было около 3800.
